Виктор смотрел на табуретку с ужасом — он буквально прирос к месту и чувствовал себя как человек, на которого бесшумно и неотвратимо несется лавина.

Дверь в спальню была приоткрыта. Но сперва он отправился на кухню.

Здесь горел газ и клубился пар над чайником. Сняв крышку он заглянул внутрь — воды осталось чуть-чуть, на донышке. В хлебнице лежал нарезанный белый хлеб, в масленке, вынутой из холодильника — сливочное масло: Ирина категорически не признавала «Раму» и прочие искусственные продукты.

Все это было приготовлено для него — она решила, что он успел проголодаться. Проголодаться в ресторане, для этого нужен особый талант. Выйдя из кухни он прошел рядом с приоткрытой дверью в спальню, но снова не стал заходить.

Заглянул в гостиную, поставил в шкаф футляр с саксофоном. Сел, почувствовав внезапную слабость в ногах.

Громко тикали часы — единственный звук, нарушающий тишину. Он хотел потереть лоб и в испуге отдернул руку. Пальцы стали мокрыми, как будто он опустил их в воду.

Он вытер лоб рукавом и тут почувствовал, что пот струится по спине, по животу, по всему телу.

«Господи», — он хотел помолиться, но не знал ничего кроме «Господи, помилуй».

— Господи помилуй, Господи помилуй, — произнес он то ли вслух, то ли про себя.

Собрав все силы, он подошел к двери в спальню и осторожно толкнул одеревеневшей, потерявшей чувствительность рукой. Дверь приоткрылась чуть пошире и он увидел женщину, свернувшуюся на полу калачиком.

Почему-то она надела Иринин халат.

На полу не могла лежать Ирина — просто потому, что она не могла спать на полу. Неизвестно откуда взявшаяся женщина в ее халате и тапочках, с точно такими же волосами. В голове у Логинова звучала нескончаемая скрипящая нота, звучала все громче, пронзительней.

Он сделал шаг через порог и увидел детскую подушку с наволочкой в горошек перепачканную кровью…

Через десять минут он вышел из спальни. Направился в ванную комнату — единственную, где он еще не был. Оттуда послышался сдавленный стон, потом звук струи из открытого крана. Он долго умывался. Когда появился в коридоре, с кончиков пальцев капали розоватые капли.

Виктор надел куртку, ботинки. Лифт вызывать не стал — отправился вниз пешком.

Рублев решил, что на рабочее место лучше не опаздывать. Все, что он успел, это выдрать из подкладки куртки несколько широких полос, перевязать плечо и кое-как застирать рукав в подвернувшемся фонтане — багровое пятно сделалось просто грязным.

В офисе ему быстро вызвали врача. Появился веселый человечек в белом халате с полным набором необходимых инструментов.

— Я-то думал дело серьезное. А тут пустяки, заноза.

Он прыснул в воздух струйкой из шприца и вколол Комбату обезболивающее.

— Какая по счету, если не секрет?

Комбат пожал плечами и безо всякой рисовки ответил:

— Шестая, то ли седьмая.

— Это ж надо. Завидую. Я вон со своим простатитом нянчусь три года… Ну как?

— Действует потихоньку.

— С вашей раной работать — одно удовольствие.

Ничего лучшего они не могли придумать, разве что промазать — он вооружился ланцетом. — Сделаем все в лучшем виде.

Сделав неглубокий надрез, человечек в белом халате извлек пулю.

— Да, сувенир так сувенир. Как вы догадались подставить именно это место? Но следующий раз надевайте бронежилет, не ждите больше подарков от судьбы.

Рублеву дали отоспаться. А утром его затребовал к себе человек с родимым пятном.

— Не хочу задавать вопросов — меня мало интересуют чужие дела.

— Я не провоцировал стрельбы. Даже не стал отвечать.

— Ты отпросился специально, чтобы ее спровоцировать. Полез туда, куда не должен был лезть. Скажи, я прав или нет?

«Что если „хвост“ мне все-таки прицепили? — подумал Рублев. — Нет, он просто делает выводы, которые напрашиваются сами собой.»

— Правы.

— Вот видишь. Запомни: ты потерял право на старые счета и обиды. Если сгоришь по собственной дурости, из тебя уже кое-что можно выбить. Хотя бы про оружие на тренировочном комплексе. Я взял тебя, чтобы решать проблемы, а не плодить новые.

Хозяин кабинета покрутил шеей, как будто ему жал воротник.

— Если ты не уверен в себе, лучше дать задний ход сейчас. Пока я могу позволить тебе выйти из игры. Завтра уже будет поздно.

Увидев букет на могиле, старший следователь Вельяминов решил, что такого неудачного дня давно не приключалось. Те же самые цветы, что и в квартире Аристовой. Надо узнать, наконец, как они называются.

Это был несомненно он, человек, который переспал с ней перед тем как пристрелить. Не изнасиловал, а переспал, о чем свидетельствуют результаты экспертизы.

Он, однако, оригинал — даже по теперешним временам: заявиться на могилу жертвы с цветами.

Опытен, отлично подготовлен — обычная «братва» бегает слабовато. Судя по возрасту, бывший «афганец».

Ходит в солдатских ботинках сорок третьего размера — теперь и следов хоть отбавляй, не меньше, чем отпечатков пальцев.

Надо сообщить приметы по вокзалам и аэропортам, дежурным постам на главных шоссейных магистралях.

По логике вещей он постарается сейчас просочиться за пределы Москвы.

Вельяминов заехал на опечатанную квартиру Аристовой. Сел в кресло, отрешился от суетных впечатлений дня. Постарался восстановить события недавнего прошлого. Итак, сосед видел их в гараже в двенадцатом часу ночи. Они поднялись в квартиру. На столе почему-то остался только один бокал — с ее отпечатками. Куда он дел свой? Или не захотел принимать дозу перед ответственным мероприятием?

Чем он все-таки занимался, если судить по отпечаткам? Заходил на кухню, включал телевизор, пользовался кофейником. Зачем-то разбирал телефонный аппарат — искал «жучков»? Перебирал все вещи, брал в руки новенький пистолет.

Держал в руках пачку денег и все-таки оставил на месте. Кто в наши дни вот так запросто отказывается от шести с лишним тысяч? Может быть, ревность? Это объясняет и постель, и пренебрежение к деньгам, и цветы на могиле. И то, что соседу мужчина и женщина показались разного поля ягодами.

Только вот дырка в затылке — хладнокровный выстрел киллера. Что-то не стыкуется.

Тут с Вельяминовым связался помощник. Какой-то человек изъявил желание поговорить по делу Аристовой. Сегодня и завтра вечером он будет в баре ночного клуба «Калахари».

— Он сказал так: если начальник соберется, пусть не тычет на входе удостоверение. Наберет по внутреннему 4-42 и его проведут.

— Когда он звонил?

— Минут двадцать назад.

— Записали голос?

— Чисто.

— Как он тебе показался?

— Светиться не хочет. Но жаждет поделиться сведениями.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

КОМАНДИРОВКА НА ЮГ

Совершенно неожиданно Рублеву вручили два билета на самолет до Сочи.

— Полетишь на пару с Крапивой. Будешь за старшего.

— Давно мечтал попасть на Черное море в бархатный сезон, — пошутил Рублев.

— Смотрите, не обгорите на солнышке.

Комбат ждал подробных указаний, но все ограничилось короткой фразой:

— Вас встретят.

Он не испытывал восторга от командировки на юг.

Все его интересы были сосредоточены здесь, в Москве.

Но он давно усвоил, что кружной путь часто оказывается самым коротким.

В любом случае выбора нет — распоряжениям нового начальства надо подчиняться.

Его напарник Крапива — накачанный парень с короткой косичкой и ослепительно белой улыбкой — принял новость с восторгом. Он уже засиделся в офисе.

Весь ночной рейс до бывшей «всесоюзной здравницы» он не сомкнул глаз.

— Скажу тебе одно, Иваныч: в командировках работа настоящая, по первому разряду. В Москве не всегда дают развернуться.

Комбат хотел спросить парня, куда его посылали в прошлый раз, но промолчал. С первых шагов в офисе он взял себе за правило — не торопиться задавать вопросы. Если не дергать собеседника вопросами, он расскажет гораздо больше.